я не хочу больше эту ерунду писать О_____О
Морж, прости, но Нацуки\Масато не прокатило.
не читать дальшеЗапыхался. Тяжелый воздух поздней осени не дает возможности долго бежать. К тому же еще и сильные порывы ветра крайне мешают. Медовые волосы перепутались, оправа очков съехала на правую щеку, молодое, аккуратное лицо выражало крайнее беспокойство и возбужденность; так любимая им школьная форма помялась, длинная рубашка выбилась из туго затянутых коричневых брюк, пиджак с гербом Академии остался где-то возле пруда, шнурки на одном из ботинок так и норовили развязаться и устроить хозяину незабываемый полет. Шлепая по лужам и проносясь мимо многочисленных поворотов, наконец, видит свою цель: правое восточное крыло академических общежитий. При идеальном раскладе он мог бы сам сообщить Нанами радостные вести, но если вдруг ее нет в комнате, у него есть маленькое письмо. Улыбнулся. Остановился на крыльце и не двигался минуты 3, пытаясь отдышаться. Вдруг встрепенулся, легко взбежал на второй этаж и снова остановился, теперь уже от недоумения: почему-то возле комнаты Харуки стоял Хидзирикава, видимо ждал чего-то. Вид у него, как всегда, крайне опрятный. Тот бросил на него стальной взгляд, но на самом деле не хотел произвести враждебного впечатления.
-Вечер добрый, Шиномия.
-И тебе того же, Масато-кун!
Нацуки поравнялся с приятелем. Встал рядом в ожидающую позу, простоял так около пяти минут. Сел на пол. От нечего делать стал аккуратно, стараясь остаться незамеченным, рассматривать Масато. Благо, было на что посмотреть: все в парне было невероятно утонченно и изысканно. Особенно ему нравились густые средней длины ресницы, обрамляющие задумчивые, иногда тоскливые глаза цвета индиго.
Он провел в раздумьях и мечтаниях минут 13-15, но ничего вокруг не изменилось: девушки-композитора на горизонте не видно, скрытный друг до сих пор рядом, стоит как и стоял.
-Масато-кун, не знаешь случаем, где Харука-тян?
-Думаю, она не придет.
Парень в очках вопросительно посмотрел на собеседника.
-Не придет, - уверенно повторил Хидзирикава. Его глаза предательски блеснули и на щеках появился румянец смущения.
